About Stimming.
Раньше, куда бы я ни пошла, я держала по попрыгунчику в каждой руке. Их вес и давление на мою ладонь и позиция моей руки, когда я обхватывала их своими пальцами, вошли в привычку. Возможно, они вызывали успокаивающий проприоцептивный ответ – не то чтобы я знала об этом или это волновало меня. Мои попрыгунчики успокаивали меня.
Но когда из малыша я превратилась в ребенка, появилось так много вещей, которые я должна была делать с помощью своих рук. Я должна была научиться выводить буквы и завязывать узелки. Я не могла держаться за попрыгунчики, занимаясь этим. Также появилось все больше и больше мест, где такое поведение было «неподобающим» для кого-либо моего возраста. Поэтому я прекратила носить попрыгунчики с собой.
Раньше я хлопала в ладоши. При этом порой я прыгала вверх-вниз. Это было то, чем я занималась, когда была счастлива, когда хотела почувствовать, как я двигаюсь в пространстве. Я пробовала играть в футбол, но возненавидела это. Все остальные, казалось, знали, куда идти, я же всегда была в замешательстве. Однако, хлопать в ладоши и прыгать – это выходило натуральным образом.
Но в один день, когда мне было где-то девять или десять лет, мама увидела, как я хлопаю и прыгаю по улице возле супермаркета. Она отозвала меня в сторону и в угрожающем тоне сказала, что я не должна хлопать. Только младенцы ведут себя так, сказала она, и умственно отсталые люди. Я почувствовала, что очень важно запомнить это, потому что мои родители были главным образом очень милы, когда дело касалось моих особенностей. То, что сказала мама, было скорее исключением, нежели правилом. Но это оказало сильное влияние на меня. Я прекратила хлопать в ладоши.
Раньше я постоянно напевала под нос. Соотносить музыку в моей голове с тем, что я могла услышать и почувствовать, - это успокаивало меня. Музыка помогала мне прожить день, помогала мне не переживать слишком много. Я лучше сосредотачивалась, когда напевала.
Но мои одноклассники ненавидели, когда я напевала в классе, не только во время лекций, но даже на переменах и тогда, когда мы работали над проектами. Это мешало занятиям и приводило в замешательство моих друзей. В девятом классе на геометрии одна раздраженная девочка бросала в меня арахис, пока я не замолчала. Ее действия, хоть и скорее прагматичные, нежели злонамеренные, подействовали как сигнал будильника. Я перестала напевать.
На протяжении нескольких последующих лет каждый раз, когда я замечала, что снова напеваю – или раскачиваюсь, или постукиваю пальцами, или странным образом двигаю руками – я снова и снова заставляла себя оставаться тихой и неподвижной. Я никогда не задумывалась, почему я останавливаю себя -- я знала только то, что мне нужно остановить себя. Я излечилась от саморегуляционного поведения.
А потом я пошла в колледж.
В колледже мне приходилось самой отвечать за себя. Я должна была заставить себя вовремя ходить на учебу, работать, кушать, принимать душ. Не было никого, кто звал бы меня на обед или давал бы полезные напоминания, что я опоздаю, если не уйду сейчас, или привести меня в себя, если я застыну, глядя на рубашку и, в конце концов, полуодетая, просто сяду на пол в полной отключке. Нагрузка на меня увеличилась, но способность составлять расписание и жить по нему не улучшилась. На лекциях теории, абстракции и использование образных выражений вызывали у меня головную боль.
Мне пришлось снова учиться стимам. Больше я не могла позволить себе роскошь отказываться от любого работающего копирования. Чтобы стоять в очереди за обедом среди полчища разговаривающих студентов, мне приходилось раскачиваться взад и вперед. Чтобы легче переходить от учебы к работе, мне приходилось по несколько минут хлопать в ладоши. Чтобы сдержать себя на работе в тот раз, когда я отключилась, мне пришлось напевать мелодию себе под нос. И я стала носить с собой в сумке попрыгунчики, просто на случай.
В течение нескольких лет у меня получалось выглядеть нормальной, а потом это сделало меня несчастной. Думаю, это весьма иронично: говоря мне прекратить стимы, мои учителя и родители преследовали ту же цель, когда учили меня социальным навыкам или приводили меня на сеансы трудотерапии – помочь мне жить в мире, испытывая при этом минимум страданий. Но я только стала более несчастной, и вернулась к стимам так, будто это было прекрасным хобби, о котором я забыла.
Этим летом я участвую в программе для аутичных детей. В начальной школе я работала с учителями из этого места; это те люди, которые научили меня, как общаться, как выразить свои чувства, как выглядеть нормальной и другим важным вещам. Но было одно, что они пропустили. В то время как я научилась таким полезным вещам, как разделение интересов и сотрудничество, я научилась и тому, что стимы – это плохо, а быть как все – это хорошо, и когда я поступила в колледж, это весьма усложнило мою жизнь.
Я думаю, что сдерживаться – это очень важно, если не хочешь провести всю свою жизнь, разбираясь с гордостью людей. Разумеется, это не должно быть так, но тем не менее это то, что происходит. Однако я также думаю, что люди должны иметь право выбора и должны быть способны в любой момент решить, что важнее – сдержаться или почувствовать себя лучше. И это то, чему, по моему мнению, мы должны учить людей: что иногда знание о том, как сдержать себя, может быть очень полезным, но это не значит, что ты должен забыть о стимах.
by Zoe
